Свой 95-й сезон Русский областной драматический театр открыл премьерным показом, который костанайцы назвали резонансным.
Пока литературоведы спорят, а был ли Шекспир вообще – ведь от создателя Гамлета, короля Лира, Ромео и Джульетты не осталось ни писем, ни дневников, а о почерке Шекспира свидетельствуют лишь несколько неразборчивых подписей, – драматурги всех стран и народов продолжают неусыпно интерпретировать его сочинения. Не знаю как вы, а я, прежде чем идти на спектакль или в кино, обязательно читаю/смотрю хронологию таких постановок. Чтоб не разочароваться. Ведь первое впечатление – как первая любовь. На второй, как правило, букет уже пахнет венком.
Я был на репетициях, когда летом российский режиссер Яков Рубин на сцене нашего Русского драматического театра кроил под собственное видение шекспировскую «Двенадцатую ночь». Исключительно светлый деспот: с артистами без всякого притворства на «вы», легкий, улыбчивый, но ребята у него пахали ого-го как. Я смотрел и ничего не понимал. На полу бесцветная полиэтиленовая пленка, которая должна была изображать море. Вырезанные из пенопласта огромные латинские буквы, которые артисты то и дело роняли. А текст? «Ой, мороз, мороз, не морозь меня…» Это непросыхающие сэр Эндрю и сэр Тоби разудало поют. Скажите, откуда это в средневековой Англии, где у собак, коров и монархов на живописи одинаково скопческое выражение лиц?
До Рубина я посмотрел ленфильмовскую картину 1955 года. Советский кинематограф красиво, тщательно и оттого по-детски наивно передал в костюмах и декорациях эпоху Шекспира. Все-таки 1601 год. Кто его знает, как там все было.
«Двенадцатая ночь, или Что угодно» – последняя комедия Шекспира. После нее будет написан трагический «Гамлет». «Двенадцатая ночь» разойдется по миру в театральных постановках, шесть лет назад ее экранизировали в англо-американском фильме. От классического текста не отошли, но персонажей переселили в начало 20 века – все же живей фактура, когда и электричество изобретено, и мода стала модой, при которой из надменно-холодной Оливии так и проглядывает мордашка сексапильной леди.
Не буду пересказывать содержание пьесы – кому интересно, пусть сходит в театр. Шекспира читать трудно – все равно, что водить машину по инструкции. Поэтому он невероятно драматургичен. Четыреста лет театральная режиссура черпает в его образах свое вдохновение. Наверное, потому, что в реальной жизни Уильям наш Шекспир знал толк в хорошей выпивке, красивых женщинах, был неплохо осведомлен о нравах своего времени и тренировал ум придумыванием заковыристых и вечных интриг.
Яков Рубин вместе с костанайскими артистами так его и понял. Так что если вы приверженец девственности классического текста и рисунка пьесы, бегите за валидолом. Потому что герцог Орсино (Виталий Одинец) здесь одет как предводитель байкеров: черная косуха-плащ с заклепками. Разбитная Мария (Анна Удесиани) прической и повадками сродни главной героине скандальной ленты времен перестройки «Маленькая Вера». Максим Слепченков в роли Шута блестяще перевоплотился в рэпера со всеми вытекающими отсюда последствиями: кульбиты, пантомима, танцевальная ритмика под аккомпанемент хэви-металл, свинга, рока. Играющий слугу Мальволио Олег Бабанов в одной из мизансцен сначала довел зал до полного прекращения дыхания, а затем отпустил его отходить восторженными аплодисментами.
Полиэтилен превратился в голубые волны, большие белые буквы в обозначение страны Иллирии, где стержень всех событий – конечно же, любовь. При всем своем экстравагантном, где-то даже на грани фола решении, спектакль вовсе не получился упрощенным, плоским, фарсовым. Это, безусловно, результат творческой раскованности артистов, каждому из которых Рубин нашел свою игровую нишу. Театральные зрители ведь знают, кто на что из этих ребят способен, глаз привыкает. А тут на тебе, словно вышибли окно, и волна необычайно свежего артистического ветра вдребезги разрушила заштампованные представления о Шекспире. Талантливая работа! Браво, театр!
